МОНЕТЫ И МЕДАЛИ РОССИИ X-XX вв.
Очный аукцион № 2

В июне 1654 года Россия начала войну с Речью Посполитой (конфедерация Королевства Польского и Великого княжества Литовского), поддержав восстание запорожского казачества под предводительством гетмана Богдана Хмельницкого против этнического и религиозного гнёта польской шляхты. Стремление защитить родственный единоверный народ было основной видимой причиной объявления Россией войны. Вместе с тем, расчётливо используя текущую ситуацию, Россия повела войну с Речью Посполитой также за возвращение русских земель, захваченных Польшей в Смутное время, и в целом – за контроль над территориями современных Украины и Белоруссии, которые в то время значились как «Малая Русь» и «Белая Русь». Переяславский договор 1654 года вернул в состав России Украину.
Использование русских серебряных копеек для ведения тяжёлой войны было невозможным даже чисто технически, с учётом их малой номинальной стоимости. Кроме того, навязывание непривычных для этих мест российских копеек могло быть расценено как ущемление местного населения. Требовалось создать новое, современное, понятное для этих территорий платёжное средство, к тому же пригодное для проведения крупных денежных расчётов. Но реальность была такова, что до это времени в России, не имевшей собственного серебра, чеканились только мелкие серебряные копейки сырьём для которых служили западноевропейские талеры. Крупные монеты не чеканились вообще.
Для чеканки новых серебряных и медных монет был оборудован новый монетный двор, располагавшийся в помещениях нового английского двора в Белом городе. Перечеканка столь крупных монет как талер для русского монетного производства была делом новым и совершенно неожиданным. О задуманной правительством перечеканке талеров в рубли и выпуске медных полтин было объявлено как о мере военного времени вскоре после выступления русских войск в направлении Смоленска во главе с царём. До начала похода замысел грядущей реформы держали под строгим секретом и по этой причине организационно-техническую подготовку к ней вести не могли. Все проблемы приходилось решать «на ходу».
Указ о выпуске новых серебряных денег (рублей и полуполтинников) последовал 8 мая 1654 г., когда было велено перечеканить 893620 талеров в рубли, для чего надлежало сбивать на ефимках прежнее изображение «нагладко».
После первых неудач, по-видимому, очень раздражавших царя, требовавшего чеканить новые деньги «наспех днём и ночью», и по мере выпуска присылать их к нему в Дорогобуж, был изготовлен «по вымыслу» резчика Фёдора Байкова деревянный стан, а к стану «для поспешенья и опыту» был сделан подъёмный молот с железным веретеном, облитый для тяжести свинцом. Молот весом в 15 пудов поднимали воротом на векшах 6 человек. Но и на этом стане удалось отчеканить только 8 серебряных рублей и 20 медных полтинников, после чего на молоте свинец «оплыл», и он также оказался негодным для дальнейшей работы. Тогда было решено делать другой молот того же образца, но большой железный подъёмный, с железным веретеном. В Москве на тот момент не было кузнецов, способных изготовить эти молоты. Управляющий Москвой князь Михаил Пронский писал царю, что «мастеров кому молоты делать всего два человека и те достаточно такова большего дела не дознают, а резцов кому резать маточники и подчищать чеканы один человек… А которые, государь, были кузнецы делали язык к большому колоколу, и те по твоему государеву указу отпущены в Нижний».
К 1 июля удалось отчеканить 2065 рублевиков.
В августе 1654 г. царь находился при осаде Смоленска. Царица с наследником и патриархом Никоном выехали в Троице-Сергиев монастырь из-за охватившей столицу эпидемии чумы. Москву было указано окружить «крепкими заставы» и, чтобы остановить распространение болезни, никого не выпускать за городскую черту. Казна была вывезена из столицы царю под Смоленск.
Царица вела оживлённую переписку князем Пронским. Одна из его «отписок» от 11 августа 1654 г. извещает о состоянии дел и указывает, что с 20 июля по 10 августа «на Аглинском дворе» изготовлено 2460 «яфимков рублёвых». Если исходить из того, что чеканка велась непрерывно (как требовал царский указ) и в июне ежедневно давала по 76-77 рублёвых монет, а в указанный князем Пронским срок – по 117 монет в сутки, то легко посчитать, что в период с 4 июня по 10 августа отчеканили порядка 6300-6400 рублевиков.
Вследствие убыли монетчиков из-за «мора», низкой производительности чеканки и роптаний в народе по поводу принудительного курса рублей (100 копеек), не позже осени 1654 г. их выпуск был прекращён.

Сложнейшую (прежде всего в техническо-организационном плане) затею по чеканке летом 1654 года серебряных рублей, полуполтинников и медных полтин в конечном счёте довольно быстро пришлось оставить. Но крупная серебряная монета для ведения тяжёлой войны против Речи Посполитой по-прежнему была остро необходима. Чтобы решить проблему выпуска крупных монет европейского образца был найден простой, дешевый и весьма эффективный путь в виде выпусков «ефимков с признаком» – надчеканки западных талеров российским копеечным клеймом. На разнообразные европейские талеры с гордыми профилями европейских правителей посредством ручной чеканки стали наносить надчеканы – круглый копеечный и прямоугольный с датой. В итоге этой довольно несложной операции надчеканенные талеры из иностранной монеты переходили в разряд российской монеты специального назначения – для обращения на вновь присоединённых территориях Украины и Белоруссии.
По некоторым данным было изготовлено до миллиона ефимков. Надчеканка производилась на Старом Московском денежном дворе. Их производство интенсивно осуществлялось в 1655 году из запаса талеров, почти не израсходованного в ходе неудавшейся попытки чеканки рублей, однако уже в 1659 году ефимки были отозваны из обращения. Войска, находившиеся на территории Украины и Белорусии, в качестве жалования получали ефимки из расчёта 64 копейки, что существенно превышало рыночную цену талеров. Поэтому вполне оправданно местное население, для которого надчеканы на талерах не имели никакой материальной ценности, у служивого люда принимало ефимки из расчёта 50 копеек. Таким образом, экономическая целесообразность данной затеи не оправдалась, хотя определённые политические целы с участием ефимков были достигнуты.
Находившиеся в обращении ефимки власти пытались изъять посредством их выкупа за уже введённые для внутреннего обращения и уже успевшие обесцениться медные копейки. Разумеется, что население вновь присоединённых территорий активно припрятывало ефимки вместе с другими талерами. Не изъятые и не попавшие в клады ефимки, растворившись в огромной массе европейских монет, долгие годы продолжали блуждать по просторам Европы, участвуя там в денежном обращении в качестве обычных талеров.

19 августа 1700 года Россия объявила войну Шведскому королевству. Официальное объяснение причин теперь выглядит по крайней мере нелепо и отсылает к первому европейскому путешествию Царя Петра («Великое посольство»). В марте 1697 года оно началось с посещения Лифляндии (современные Латвия и Эстония). Царь путешествовал инкогнито, числившись в Посольстве как «простой дворянин», урядник Преображенского полка Пётр Михайлов. По прибытии Великого посольства в Ригу (в то время шведская территория), ливонский генерал-губернатор Эрик Дальберг оказал русской делегации весьма холодный приём. Притом, когда некто, «урядник Михайлов» (царь), изъявил желание осмотреть укрепления крепости, Дальберг не оценил государеву игру и резко отказал «частному лицу» в просьбе. Вспыльчивый Пётр был в ярости, даже назвал Ригу «проклятым местом»… И вот, спустя три года, в царском указе об объявлении войны и соответствующем рескрипте были расписаны все «неправды и обиды», злосчастный инцидент в Риге, но никак не территориальные притязания.
Фактически же, причиной войны со Швецией был прежде всего выход России к Балтийскому морю. Уже на обратном пути Великого посольства в Москву, 30 июля 1698 года, в Раве-Русской Пётр I встретился Августом II (1670-1733), курфюрстом Саксонии и королём Речи Посполитой. Трёхдневное общение двух монархов-ровесников вызвало обоюдную симпатию. Тогда же наметился союз против Швеции, который вскоре оформился в «Северный союз», куда вошли Саксония, Польша, Дания и Россия, между которыми в селе Преображенское под Москвой, 11 ноября 1699 года, был подписан Союзный договор. Далее события развивались стремительно, прежде чем затянулись на 21 год…
В феврале 1700 года саксонский корпус Августа II начал осаду Риги. Поначалу дело шло вяло, ввиду отсутствия осадной артиллерии, но в июле под Ригу взбодрить войска прибыл лично Август II. Однако удачные действия того самого обидчика царя Петра, генерал-губернатора Дальберга, заставили короля Августа в конце концов снять осаду Риги и гордо отступить…
В марте 1700 года датский король Фредерик IV вторгся в Гольштейн-Готторпское герцогство. Но тогда же 10 тысяч шведских солдат под командованием молодого короля Карла XII вдруг высадились под Копенгагеном… Обескураженная Дания была вынуждена подписать мирный договор и отказаться от союза с Августом II.
18 августа 1700 года царь Пётр получил известие о заключении Константинопольского мирного договора, завершившего удачно для Москвы очередную Русско-турецкую войну (1686-1700). Это развязало Петру руки, и уже на следующий день, ещё не зная о выходе Дании из войны, государь всея Руси поспешил объявить войну Швеции. Как и положено, издан указ о конфискации в пользу казны всех бывших в Москве шведских товаров, арестован шведский посланник. 24 августа русские войска выступили в поход, держа курс на самую крупную шведскую крепость в регионе – Нарву… Разгром русских войск был ужасающим. «Окно в Европу» захлопнулось, толком не успев открыться.
Карл XII (1682-1718) торжествовал победу по всем фронтам. Испытывая презрение к разбитой русской армии, юный шведский король даже не стал её преследовать. Основные силы он обрушил на Августа, не простив ему «удара исподтишка». Это дало Петру так нужную ему передышку…
Пётр ещё смутно представлял, куда ввязался. Но действовал уверенно. В одной руке его теперь был молот, которым он «ковал» новую державу, в другой – топор, которым он яростно «рубил окно в Европу». Через 21 год его Царство станет Империей, обретя новую столицу, передовую армию, крупные заводы и даже денежную систему (как в Европе). В это время Швеция утратит статус европейской, в том числе морской, сверхдержавы и займёт для себя новую, неприметную нишу…
Северная война – это, по сути, история преображения Российского государства, сотканная из отдельных, на первый взгляд небольших побед, нашедших отражение в посвящённой им серии медалей.

В создании коллекций мирового уровня, несомненно, огромную роль играет статус владельца. Без положения в обществе и больших денег собирать предметы экстра-класса практически невозможно. Имена легендарных коллекционеров русских монет говорят сами за себя. Великий Князь Георгий Михайлович – особа царской крови, запросто получавший в подарок раритеты от самого государя; граф Э. Гуттен-Чапский и граф И. И. Толстой – оба влиятельные государственные деятели, первый успел побывать вице-губернатором Санкт-Петербурга, второй – городским головой Северной столицы, а заодно министром народного просвещения; Верджил Брандт – крупный американский бизнесмен, владелец пивоварен в Чикаго; Уиллис Дюпон – одно время руководитель General Motors и химического гиганта E. I. Du Pont de Nemours and Company (как говорится, комментарии излишни); Леонид Содерманн – а вот здесь начинаются вопросы… ведь это одна из самых скрытных фигур среди легенд русской нумизматики! Обладая поистине выдающимся собранием, он всегда оставался в тени, будучи загадкой даже для коллег нумизматов, что в конце концов породило массу слухов и небылиц. Так кто же он?
Леонид Сергеевич Содерманн до середины 1960-х годов проживал в Хельсинки (Финляндия), где на улице с трудно произносимым названием Ууденмаанкату имел нумизматический магазин под торговой маркой «Coins and Medals, Ltd. (L. Södermann)», специализируясь на русской, финской и польской темах. Спустя некоторое время переселился в Швейцарию… Есть интересное наблюдение. Содерманн вёл личную переписку с коллекционером и исследователем, «русским американцем» Всеволодом Захарьевичем Арефьевым. И однажды, в присланном Арефьеву перечне научной литературы, оказались ленинградские издания. В их выходных данных Содерманном проставлено «Петроград». Например: «Эрмитаж. Медали, жетоны и медальоны в память А. С. Пушкина. Петроград. 1937 г., 48 стр., 1000 экз.». Тот факт, что многие коренные петербуржцы в эмиграции не признавали переименование Петрограда в Ленинград, широко известен. По всей видимости, Леонид Содерманн – родом из Петербурга, эмигрировавший ещё подростком в годы революции.
Крупный исследователь в области русских монет, Рандольф Зандер даёт ему, пожалуй, слишком прямолинейную оценку:
«Леонид Содерманн, коллекционер и монетный дилер из Хельсинки, специализировался на русских монетах и был гораздо более коллекционером, нежели торговцем. Личная его коллекция вместе с дилерским товаром составляла, возможно, лучшее собрание русских монет за пределами Эрмитажа. Лично мы общались лишь однажды, в Нью-Йорке, на встрече IAPN (Международная ассоциация профессиональных нумизматов) в 1964 году, когда он ещё был её членом, а я – гостем. Коренастый, сдержанный мужчина среднего роста, с бледными балтийскими глазами, Содерманн тогда обменял мне пробный рубль с портретом Александра I на набор проб 1911 года с распродажи короля Фарука – разумеется, к его большой выгоде, но я всё равно был счастлив.
Вскоре после нашей встречи у него возникли проблемы с финскими властями. По слухам, часть его сказочной коллекции русских монет была приобретена в ущерб безопасности страны. Ненадолго его даже задержали, а потом, во избежание провокаций, тихо попросили покинуть Финляндию, вместе с семьей и частично «запятнанной» коллекцией. Содерманн вышел из состава IAPN. Последние годы прожил тихо, избегаемый многими, и умер в Швейцарии».
Рандольф Зандер, «Journal of the Russian Numismatic Society» («Журнал Русского Нумизматического Общества») №64, 1997 г.

Действительно, переезд Содерманна в Швейцарию вызвал немало кривотолков в кругах нумизматов (особенно американских). Вот что вспоминал один из очевидцев, тот же Арефьев (орфография сохранена):
«Согласно одной версии Зёдерман вынужден был покинуть Финляндию из-за каких-то коммерческих махинаций, а даже некоторые подозревали в нём чуть-ли не советского агента (об этом упоминал другой известный коллекционер – Гудман (Goodman), владелец мебельной фабрики, в журнале «Русского нумизматического общества»). Но, я думаю, что это просто потому, что, возможно, Зёдерман не был особенно общителен. И, действительно, никто о нём в наших эмигрантских кругах никогда не слыхал… Т.е. он ничем себя теперь не афишировал. По рассказам Б. Брекке, женат был на русской и даже какой-то, по его словам, дальней родственнице А. Ильина, имел сына…»
Всеволод Арефьев, «Leonid Södermann, известный коллекционер монет России», опубликовано сайт «Старая Монета», 18 мая 2012 г.

Смущает странное написание фамилии, не правда ли? Действительно: Зёдерман, Седерманн или всё-таки Содерманн? В русских публикациях обычно пишут через «о», с вариациями от одной до двух «н» в конце. Сам же он в письмах ставил «ö»: Leonid Södermann, и по-русски: Седерманн. В каталогах и на слабах теперь обычно стоит: «Soedermann / Содерманн».

От себя добавим, А. Ильин, с которым Содерманн, можно сказать, породнился – это Алексей Алексеевич Ильин (1857-1942), известный учёный и автор каталогов-ценников по русским монетам (совместно с И. И. Толстым и Х. Х. Гилем), чьей оценкой, как ориентиром, нумизматы активно пользуются и сейчас. А что до слухов о махинациях, думается, возникли они не только из-за необщительности, но в большей степени из-за прижимистости Содерманна, на которую посетовал Зандер в своей заметке. Это злило многих. О раритетах же в коллекции неуступчивого европейца ходили легенды в Америке: «Откуда они у него взялись?! Дело тут нечисто!». Но пустые разговоры так и закончились ничем. По итогу, среди американских дилеров Содерманн слыл важной фигурой, который всегда имел нужную сумму на текущем счету в банке Сан-Франциско.
В Швейцарии Содерманн обосновался в городе Лугано, расположенном в италоязычном кантоне на юге страны. Это определило его новые интересы. Теперь он действовал под вывеской: «COMMERCIO DI MONETE ANTICHE S. A.», в переводе с итальянского: «ТОРГОВЛЯ АНТИЧНЫМИ МОНЕТАМИ, С. А.». Скорей всего, новая тема и окружение повлияли на решение Содерманна расстаться с русской частью коллекции…
7 Ноября 1968 года в городке Люцерн (Швейцария) двумя известными фирмами: «Adolph Hess» и «Bank Leu & co.» проводился очередной 39-й совместный аукцион. Из 590 лотов аукциона 289 были помечены в описании звёздочкой (*). Это были монеты и медали из коллекции Леонида Содерманна. Примечателен каталог аукциона: прямо в центре первой страницы стоит логотип уже упомянутой Международной Ассоциации Профессиональных Нумизматов «International Association of Professional Numismatists» (IAPN). Наличие знака Ассоциации напрочь отметает сплетни о «запятнанности» коллекции и «шпионе» (которого должны были к тому времени разоблачить и изгнать из рядов «IAPN»). 289 лотов – всего лишь часть обширного собрания Содерманна, но и это была поистине эпохальная подборка!
Перечислим лишь несколько легендарных пробных монет: рубль 1740 года с вензелем Иоанна Антоновича, ефимок 1798 года, «рейхелевскую» полтину 1845 года; рубль 1886 года с портретом Александра III работы Штейнемана; полуполтинник 1827 года…
Позже, на аукционе «Schweizerischer Bankverein», прошедшем 4 февраля 1977 года в городе Базель, продавалась вторая, «золотая» часть коллекции Содерманна, где так же были выставлены выдающиеся нумизматические шедевры, такие как: «крестильный рубль» 1702 года, червонец 1707 года, комплект пробных русов 1895 года…
Не будь этих двух Аукционов, вполне вероятно, нелюдимого жадного петербуржца с «бледными балтийскими глазами» скоро попросту бы забыли. Но продажи состоялись, и теперь имя Леонида Содерманна навсегда останется в истории русской нумизматики.
Уже в середине 1970-х Содерманн опять сменил место жительства. Недалеко от прежнего, в том же италоязычном швейцарском кантоне – местечко Комано, которое славится кухней из местных продуктов. Там много интересных мест: парки, сады, музеи. Ну и конечно же живописный пейзажи швейцарских Альп... Не к этому ли Содерманн шёл, как человек, все свои последние годы? Здесь следы его обрываются. К сожалению, мы теперь вряд ли узнаем, чего достиг этот удивительный коллекционер в новой для него теме античных монет…

«Деньги – суть артерия войны» – говорил Пётр I.
Северная война требовала от России огромных затрат, в том числе для содержания русской армии. В 1707-1709 годах правительство прибегает к выпуску низкопробной серебряной монеты для платежей на территории Речи Посполитой, занятой русскими войсками.
Весовая норма в 6,4 грамм и 500 проба принимаются по образцу польского тинфа (1/6 талера) и его трети – шестака. Тинф получил своё название от имени Андреаса Тымфа – польского монетчика, арендатора королевских монетных дворов в период правления Яна II Казимира. Следует отметить, что эти монеты, предназначенные только для заграничных платежей и запрещенные для обращения в России, несут портрет царя, изображение двуглавого орла и надписи только на русском языке. Можно предположить, что отказ от использования принятой для польских монет латыни должен был подчеркнуть нежелание самого Петра I получить корону Речи Посполитой, претендентами на которую ранее выступали его отец Алексей Михайлович и старшие братья Алексей и Федор.
«Тинфовое дело» было начато на Кадашевском монетном дворе (знак минцмейстера Иоганна Ланга IL-L/I-L), затем к нему подключился Красный двор. Реальные качественные характеристики московских тинфов и шестаков были ниже установленных, что быстро сделало эти монеты крайне непопулярными у местного населения. Полтавская битва 27 июня 1709 года изменила ход войны и позволила значительно сократить русские субсидии союзникам, ранее выплачиваемые тинфами. Кроме того, на престол Речи Посполитой вернулся Август II Сильный, и выпуск «польских» монет с именем Петра стал политически невыгоден. Чеканка была прекращена, но в обращении эти монеты оставались до конца Северной войны. Предположительно шестаков и тинфов было выпущено на 200 тысяч рублей.
Редкость тинфов обусловлена довольно коротким периодом выпуска и плохим качеством металла – такого типа монеты не подходили для накоплений, поэтому редко попадали в клады. В силу низкопробного нестойкого сплава и особенностей чеканки, дошедшие до нас тинфы в сильном состоянии очень редки.